Джонатан Харрис. Византия. История исчезнувшей империи., пер. Натальи Нарциссовой, АИФ, М., 2017
Автор этой удивительной исторической саги – профессор Королевского колледжа Холлоуэй Лондонского университета Джонатан Харрис - в своем Предисловии предупреждает читателей: «Главное, что мне хотелось понять: каким образом Византия просуществовала так долго, несмотря на все потрясения и вторжения, которые ей довелось пережить, и почему в конце концов исчезла столь бесследно».
Возможно, именно эта задача делает повествование таким необычным. Вместо того, чтобы обращать наше внимание на знаменитые признаки «византийства»: коварство, лицемерие, беспримерную жестокость, автор сосредоточивается, как правило, на позитивных сторонах жизни империи, рассматривая ее век за веком и снова и снова удивляясь ее поразительной живучести и непотопляемости. Шутка сказать – Византия просуществовала более тысячелетия - с 330 г., когда Константинополь становится имперской столицей, до 1453 г., когда тот же Константинополь, а вместе с ним и вся империя, были завоеваны турками-османами.
И есть чему удивляться! Столица Восточной римской империи стояла на перекрестье торговых путей – из Азии и Африки в Европу. Те отдаленные времена, когда возник Константинополь, совпали с интенсивным переселением народов, «двигавшихся на Запад из Азии и с Аравийского полуострова».
Мало того, что с суши империя испытывала мощное и постоянное давление, но лакомым куском для всех соседей были морские проливы Босфор и Дарданеллы, соединяющие Средиземное море с Черным. И вот, находясь и постоянно варясь в этом «кипящем котле», отражая удары – с помощью оружия и путем дипломатии, - Византия сумела продержаться такой нескончаемо долгий срок! Не ошибусь, если назову Восточную Римскую империю самой долговечной из всех прочих за все время жизни человечества.
Откуда же такая живучесть в таких некомфортных для государства условиях? Английский исследователь ставит этот вопрос и пытается на него ответить. Не скажу, что ответ показался мне очень убедительным, но какие-то пути к нахождению истины он бесспорно, прочерчивает.
Если суммировать, то главными в сохранении «стабильности» империи Харрисон считает следующие черты:
1. Неприступная столица – Константинополь.
2. Господство одной религии – христианства.
3. Политическое и религиозное лидерство, сосредоточенное в руках главы государства (у византийцев это император-«василевс»).
4. У подданных было право выбирать нового властелина и была прямая связь с ним.
5. Государство удовлетворяло все основные потребности граждан. Кроме того, был выработан духовный идеал, завладевший сердцами и умами византийцев и нашедший выражение в новых формах искусства и архитектуры.
Про Константинополь понятно. За всю историю империи было совсем мало случаев, когда столица ромеев (в позднее время византийцы предпочитали называться «эллины», а латиняне звали их «греками») была взята приступом. Обычно чужие войска в нее входили тогда, когда константинопольцы сами этого хотели или среди них находились предатели, которые по сговору, за мзду, открывали ворота.
Разве что в финале, в трагическом для Византии 1453-м, османы-таки сумели своими мощными неуклюжими пушками пробить каменные стены столицы и через пробоины проникнуть в город. Но на тот момент уже все в государстве разладилось - и император Иоанн Y подкачал – принял католицизм, согласился платить дань османскому эмиру, - и «потребности граждан» не были удовлетворены, византийцы бедствовали, так как у империи катастрофически истощились ресурсы.
Что вызвало у меня некоторое удивление, особенно по прочтении всей книги, так это утверждение о том, что у подданных было право выбирать нового властелина. Мне показалось это странным. Вся история Византии – непрерывная цепь дворцовых заговоров, когда стражники или члены императорской семьи лишают жизни царствующего монарха, а затем провозглашают нового. Кто в этом случае выбирает нового властелина? Группа вооруженных заговорщиков, никто другой. Есть и такой вариант: войско, находящееся в военном походе и по какой-то причине недовольное константинопольским правителем, провозглашает императором своего военачальника. В этом случае, от жителей столицы зависит, впустить ли узурпатора с его армией в ворота города или ждать штурма. Стоит ли и в этом случае говорить о «праве подданных выбирать правителя»? А то, что претендующий на власть появлялся на ипподроме, вмещавшем сто тысяч человек, и толпа приветственным гулом изъявляла согласие на его воцарение, – не было ли чистой воды формальностью? Нам не известно, были ли случаи, когда толпа претендента «не приветствовала». Исходя из современных российских реалий, такую ситуацию даже трудно вообразить.
Прямая связь народа с правителем тоже кажется весьма относительной. Ну да, были в графике василевсов часы для общения с «посетителями». Императорские сады были открыты в этих целях с рассвета и до 9 часов утра. И что же, василевс (чья власть, между прочим, признавалась божественной, что выражалось в светящемся нимбе вокруг головы на его мозаичных изображениях) в такую рань не спал? спешил «пообщаться» с народом? Не очень в это верится. Что до прошений, которые подавались императору в праздники и во время процессий, то форма эта культивировалась и в России. В «Былом и думах» Герцен рассказывает, как во время какой-то процессии в С-Петербурге дочери незаконно осужденного и отправленного в Сибирь Пассека бросились в ноги Николаю 1, протягивая прошение о помиловании. За сим последовал арест несчастных барышень. Судя по всему, в Византии к просителям относились гуманнее.
Автор книги рассказывает, каким трогательным было свидание императора Юстиниана с пустынником Саввой, прибывшим в Константинополь из Иерусалима: Юстиниан «вскочил с трона, обнял Савву и расцеловал со слезами на глазах». Хочется верить, что это быль, а не апокрифическое сказание.
Что удивление не вызвало, так это замечание о том, что в Восточной Римской империи подвергались гонению ее внутренние враги, к которым причисляли язычников, христиан-еретиков, исповедовавших иную версию веры, иудеев и гомосексуалистов. Что ж, современная Россия в этом схожа со своей великой предшественницей: там и там «инакомыслие» не ко двору.
Естественно, хотелось знать, что и как английский профессор напишет о славянах в связи со своей темой. Написал много и без желания «опорочить», каковое желание сегодня видится некоторым особенно рьяным патриотам во всех иностранных писаниях, касающихся России. В труде Харриса приводится «норманская теория» происхождения «русов»: «Шведы пошли на Восток, пересекли Балтийское море и, пройдя еще много по суше, основали город Новгород. Они называли себя «росами», что, возможно, происходило от скандинавского слова «гребцы». От этого наименования пошло их более позднее название – русы или русские». В дальнейшем «конунги» и их дружина смешались с местными славянами и переняли их язык. Предвижу, что не все согласятся с изложенной версией истории, предпочитая ей другие - «славянскую» или «иранскую», - гораздо менее обоснованные, на мой взгляд.
Вот какую характеристику «русов», данную человеком Востока, мусульманином Арабом Ибн Фадланом, приводит исследователь: «С совершенными телами... Они подобны пальмам, светловолосы и румяны». Правда, там же говорится о том, что они «грязнейшие из творений Аллаха... не моют своих рук после еды...».
Русы не раз нападали на Константинополь. Первое зафиксированное нападение русов, пришедших из Киева, случилось в 860 году. В 907 году воинственные русы, объединенными силами Новогорода и Киева, снова напали на Константинополь под началом князя Олега. Вполне возможно, что тогда Олег и повесил свой щит на «врата Цареграда»,- англичанин об этом не пишет. Зато он замечает, что Византия откупилась от русов чрезвычайно выгодным для последних торговым договором, по которому они могли с ней торговать безданно-беспошлинно - их освободили от обычной 10-процентной пошлины на товары. Но уже через 34 года, русским купцам все же пришлось платить таможне - сын Олега, князь Игорь, во главе дружины приплыл к константинопольским стенам и потерпел от византийцев тяжелое поражение. Те использовали против русских специальное и грозное оружие – «греческий огонь» .
Чтобы остановить нападения славян – русских и болгар, которые также совершали походы на Константинополь, византийцы использовали мягкую силу, они исподволь проводили христианизацию язычников. Посетившая в 957 году Константинополь вдова князя Игоря княгиня Ольга была принята в Константинополе по высшему разряду – сидела на пиру за золотым столом вместе с императорской семьей, была одарена золотом и шелками. Ольга, а затем ее внук князь Владимир, первокреститель Руси, приняли христианство «из рук» византийских священников. Английский профессор со вниманием прочитал русские летописи, не пропустил истории о «выборе веры», подробно рассказал о «моральном облике» князя Владимира в бытность того язычником. Христианизация принесла на Русь новую мораль, она дала ей письменность и литературу, в Киев и Новгород приехали греческие священники, монахи, иконописцы, мастера, началось каменное строительство храмов, Святую Софию в обоих городах возводили с оглядкой на величавый константинопольский собор. Как пишет исследователь, религиозная культура Руси «развивалась по византийскому образцу». Приведу еще одну важную цитату: «Византия покорила Север – силой не оружия, но дипломатией, а также своей удивительной визуальной письменной христианской культурой».
И нужно сказать, ученики не предавали своих учителей. В самый тяжелый для Византии час, перед ее окончательным исчезновением, в период гражданской войны, землетрясения и эпидемии чумы, когда императорам пришлось довольствоваться диадемой, украшенной не драгоценными каменьями, а цветными стеклышками, не золотой и серебряной посудой, а посудой оловянной и глиняной, «самыми преданными оказались русские». «Московский князь, - пишет исследователь, - прислал деньги на восстановление собора святой Софии после землетрясения 1346 года».
Русские же, подхвачу я, сочли себя продолжателями исчезнувшей христианской империи, провозгласив свою столицу Москву, после падения «второго Рима», Константинополя , «третьим Римом».
Но вернемся к Византии. Ее жизнь была теснейшим образом связана с религией, именно с христианством, и религиозные разногласия имели повсеместный резонанс.
Можно себе представить, что религиозный спор, исходит ли Дух Святой от Отца и Сына или только от Отца, разделил семьи, поссорил соседей? В Византии решение этого теологического спора оказалось жизненно важным для граждан и обсуждалось на нескольких первых Вселенских Соборах в присутствии и при активном участии императора. Впоследствии, как известно, именно дополнение в символе веры под названием «филиокве» раскололо христианскую Церковь на католиков и православных.
Похожая картина наблюдалась при решении спора почитателей икон и иконоборцев. Иконоборчество насаждалось несколькими василевсами (Лев III, Константин V), но народ привык к иконам, снятие образа Богоматери с Медных ворот столицы воспринималось многими как измена религиозной традиции. Мало того, сама жена императора-иконоборца Ирина держала под подушкой икону. Когда ее муж, Константин V, умер и она стала регентшей при малолетнем сыне, она все сделала для возвращения иконопочитания. А затем правомерность почитания икон была подтверждена Вторым Никейским собором (787 г.)
Автор книги от главы к главе рассказывает об изменяющихся условиях жизни империи, о последовательно сменявших друг друга враждебных племенах: персы, хазары, болгары, русские, сербы, затем арабы, монголы, тюрки. Для охраны границ византийские правители использовали хитроумный прием: с помощью подкупа натравливали одних своих врагов на других. В периоды благосостояния, когда на золото не скупились, прием действовал безотказно. Войны велись не только на границах, практически каждый император должен был несколько раз за свой срок надеть на себя воинские доспехи или послать вместо себя военачальника (что, как правило, кончалось узурпацией власти). В войске было много наемников, вначале русов и болгар, в более поздние времена - «латинян», выходцев из Западной Европы.
Казалось бы, «латиняне» были духовно близки византийцам, исповедуя христианство. Но именно они нанесли «грекам» «удар в спину», поставив империю на грань выживания. Это случилось в 1204 году, когда войска рыцарей-крестоносцев, участников IV Крестового похода, по призыву Папы штурмом взяли Константинополь и посадили на трон графа Фландрии Балдуина. Византийское воинство и стража, состоящие по большей части из таких же латинян, сопротивления не оказали.
Но сопротивление началось среди населения, и в конце концов, через 57 лет, представитель династии латинян, Балдуин II, бежал, а его место занял «византиец» Михаил Палеолог, соответствующий представлениям «греков» об императоре и восстановивший власть православного патриарха.
Впоследствии были попытки «объединить» две половинки империи и две церкви, подписав «унию» с Папой, но кончились они пшиком: Византия в итоге так и осталась в истории как центр православия.
А потомки Михаила Палеолога (кстати сказать, захватившего власть с помощью оружия) правили империей до самого ее падения.
Удивительно, но рассказ о конце Византии занял у английского исследователя очень мало места. Объясняю я это тем, что Джонатан Харрис не только высокого класса византолог, досконально знающий свой предмет, но еще и человек, этот предмет полюбивший и проникшийся сочувствием к никогда им не виданной Византии и ее жителям. Эта любовь ощущается буквально на каждой странице. Как я уже говорила, им выделяется хорошее, то, чему можно поучиться, а тяжелые и страшные эпизоды – казни, подсиживание и братоубийство, отравления и прочие злодейства - не смакуются и даже микшируются. Приведу пример. Кто не слышал о жестоком византийском императоре Василии Втором, прозванном Болгаробойцей! С детства я знаю рассказ, как победив болгар, этот изверг приказал ослепить 15 тысяч плененных, причем каждому сотому велел оставить по одному глазу, чтобы тот был поводырем для своей сотни.
А вот у профессора об этой истории сказано, что она всего лишь миф. Если и миф, скажу я, то вполне правдоподобный, ибо Василий мог мстить болгарам за поражение в предыдущей крупной битве: «В 986 году болгары во главе с Самуилом выиграли решительную битву у Траяновых ворот. В сражении была уничтожена почти вся византийская армия, был потерян весь обоз, а сам император чудом избежал пленения» (Википедия). Да и прозвище «Болгаробойца» говорит само за себя.
Джонатан Харрис понравился мне не только как исследователь, но и как писатель. История Византии получилась у него увлекательной и не схематичной, без занудства и наукообразия.
И начинает он свое повествование очень оригинально: с появления в 1544 году на улицах Стамбула, бывшего Константинополя, французского путешественника Пьера Жиля, посланного королем Франциском I за древними рукописями для королевской библиотеки в Фонтенбло. Прошло почти сто лет с покорения Византии османами, на этой территории расположился мусульманский эмират, в Стамбуле построено 300 мечетей и христианская святыня Святая София превращена в мечеть Айя-София. Наш француз действительно находит античные рукописи, сбереженные или переписанные византийцами и сохраненные в подвалах библиотек. Но оказывается, что рукописи – это практически все, что осталось от исчезнувшей цивилизации, покоренной и смытой с лица земли новым пассионарным этносом.
В Эпилоге мы снова встретим имя Пьера Жиля. Да, погибли иконы, исчезли великолепные памятники архитектуры – дворцы и соборы, но рукописи остались. Рукописи Платона и Аристотеля, Аристофана и Лукиана... В эпоху Возрождения они придут к европейским читателям, и цивилизационная нить не прервется. Византия исчезла, но она живет в древних православных храмах Грузии, Армении, Сербии, Болгарии, Греции, России.
Книга Харриса кончается словами: «И все же главное наследие Византии – преподанный ею урок: сила общества заключается в его способности к адаптации и к интеграции посторонних даже в самых неблагоприятных обстоятельствах».
Спасибо ученому и писателю за преподанный им урок!
***
Сокращенный вариант статьи опубликован в журнале ЗНАМЯ, №1, 2018
Добавить комментарий