Глава из мемуаров
За всю свою жизнь я испробовала немало профессий, но самой любимой была работа в кино, переносившая как бы в иную реальность, дарившая массу ярких, незабываемых впечатлений. Ее специфика уникальна еще и тем, что с каждым новым фильмом, непохожим на предыдущий, ты погружаешься в новую для себя среду, ментальность и время. Ощущения эти могу сравнить разве что с теми, что испытывешь путешествуя по разным странам.
Мне посчастливилось попасть на «Арменфильм» (в Ереване) года через два после окончания института. Тогда, в 1966-м, там запускалась новая музыкальная кинокомедия «Карине», а ее режиссером-постановщиком был определен Арман Манарян (1929-2016), личность незаурядная и безусловно талантливая. Не случайно о нем писали, что его творчество «определяло лицо армянского национального кинематографа всей второй половины XX века».
С сожалением только что узнала, что месяц назад он скончался, в возрасте 87 лет. Когда тебе самой уже ого-го сколько, все чаще и чаще приходится слышать, что покидают этот мир близкие тебе и просто некогда знакомые люди. Грустно, но, увы, закономерно, и от этого никуда не денешься – диалектика Жизни.
Родом Арман был из Ирана (Тегеран), но образование получал в Ереванской консерватории (дирижерское отделение), то есть к музыке имел самое прямое отношение, а затем – и во ВГИКе, в Москве. О себе ярко и, так сказать, аккордно заявил уже своей дипломной работой – комедийной короткометражкой «Тжвжик» («Печенка»), снятой по одноименной новелле западно-армянского писателя Атрпета – так ярко и искрометно заявил, что его фильм тут же окрестили жемчужиной армянского национального киноискусства, а о нем самом заговорили как о явлении в кинематографе. Да и могло ли быть иначе, если главную роль в том фильме сыграл гениальный Грачья Нерсесян.
По окончании ВГИКа Арману сразу дали на «Арменфильме» зеленую улицу – в виде полнометражного художественного фильма. Ну а я вошла в состав его съемочной группы – в скромной роли ассистента художника-постановщика.
И началась жизнь, похожая на сон. Быть может, оттого, что я впервые окунулась в волшебные будни кинопроизводства, мне все было в диковинку, все безумно интересно и празднично. День пролетал на едином дыхании. Да и фильм-то был не обычным, а сказочно-иллюзорным – экранизацией оперетты Тиграна Чухаджяна «Леблебиджи». Национальный колорит на грани гротеска имел свою конкретную привязку: армянская диаспора Константинополя конца XIX века.
Мне повезло втройне оттого, что художником-постановщиком музыкальной комедии-буфф был уникальный во всех отношениях Валентин Подпомогов (которого я буду вспоминать отдельно и подробно). Фильму-водевилю, легкому, веселому искрометному и изящному, и декорации требовались соответствующие – условные, воздушные, яркие. Их по эскизам Вали построили, окрасили, а мы с ним потом их расписывали. Каждая сцена, каждый кадр являл собой богатое поле деятельности для полета художественной фантазии. А Валя был редким фантазером, так что мы с ним самовыражались, как могли.
Арман Манарян умело подбирал актеров – с одной стороны, молодых, задорных, полных обаяния – Лидия Арутюнян (Карине), Жирайр Аветисян (ее жених Армен), Тигран Левонян (друг Армена, Маркар); Варвара Карапетян (подруга Карине, Шушан); с другой – маститых и известных – Ашот Каджворян (отец Карине, Ор-Ор ага); Вардуи Вардересян; Ерванд Манарян – старший брат Армана Манаряна; колоритнейший Арман Котикян, для которого эта роль стала, увы, последней; Гурген Ген – та еще личность и др.
В молодой актрисе Лиде Арутюнян Арман нашел не только героиню фильма, но и свою любовь на всю оставшуюся жизнь. Они поженились сразу же по окончании съемок и не расставались до самой его смерти. В фильме Лида все свои арии «пела» под фонограмму. То есть за нее пела знаменитая оперная певица Гоар Гаспарян (1924-2007).
Репатриировавшись из Каира в Армению, на свою историческую Родину, вместе с мужем-дипломатом, и поселившись в небольшой типовой квартире в Ереване, Гоар поначалу никому не была известна и выступала по вечерам в небольших клубах.
Мой муж познакомился с ней именно в этот период. Она жила на одной площадке – дверь в дверь – с квартирой его близких друзей. Гоар, совсем еще молоденькая, будучи в Армении человеком новым и неустроенным, очень часто захаживала к соседке то за советом, то «за солью», то за помощью, или просто поболтать. На удивление скромная и позитивная женщина, глубоко порядочная и доброжелательная, внешне она была ничем не привлекательна – ни в молодости, ни тем более потом: маленького роста, неказистая и даже нескладная.
Она и на сцену клуба выходила с какой-то деревянной неуклюжестью, вызывавшей у зрителя недоумение: что, мол, эта клуша здесь делает? Но стоило ей открыть рот, и следом рты открывались у всех присутствующих – от неожиданности, от восторга, от изумления, граничившего с шоком.
Талант такого масштаба просто невозможно было не заметить. Ей не было равных. И вскоре она уже пела в Театре оперы и балета им. Спендиарова как ведущая солистка и оставалась ею несколько десятилетий. Люди ходили в оперу на ее голос.
Встречая ее у своих друзей, муж, наверняка, потом даже не вспомнил бы о ней, если бы через пару лет не услышал ее в опере, которую регулярно посещал, а имя ее не начало бы греметь на весь Советский Союз. Гоар Гаспарян была признана одним из лучших колоратурных сопрано мира.
Как она пела! Видно, сам Господь Бог через родителей дал ей при рождении вещее имя: «гоар» по-армянски означает драгоценный камень, сокровище. Соотечественники ее иначе и не называли – сокровище Армении. (Вот две записи, сделанные более полувека назад: https://www.youtube.com/watch?v=Nt5ywaGHd9I ; https://www.youtube.com/watch?v=vsCTxq3R6ZU
У Гоар был очень хороший и верный муж, чью фамилию она до конца носила. Но в 32 года она влюбилась в будущего оперного тенора, а на тот период – своего ученика, 20-летнего красавчика Тиграна Левоняна (1936-2004), и вышла за него замуж. Для пуританской Армении такой мезальянс классифицировался как скандал. Можно себе представить, сколько толков и пересудов он вызвал – и в отношении ее поступка, и в отношении избранника. А главное, никто не верил, что их союз может быть долговечным.
Они прожили душа в душу 47 лет. Тигран не был «вещью при знаменитости». Он полностью себя реализовал и как певец (народный артист Республики Армения), и как режиссер, и как администратор – профессор Ереванской консерватории, директор Театра им. А. Спендиарова (1991-1999). Несмотря на такую разницу в возрасте, Тигран Левонян ушел из жизни первым (в 68 лет). 80-летняя Гоар была безутешна. А три года спустя последовала за ним в мир иной.
Гоар Гаспарян была отмечена всем, чем только можно отметить яркий талант: народная артистка СССР и Армянской ССР, Лауреат Сталинской премии, Герой Социалистического труда, Кавалер ордена Месропа Маштоца (высший орден Армении), профессор Ереванской консерватории. Но самое главное ее звание: великая армянская певица, которой стоя рукоплескали зрители разных стран мира...
Во время съемок «Карине» Гоар было 42 года. Она несколько раз появлялась на нашей съемочной площадке. Ведь в фильме был задействован не только ее голос, но и ее муж, снимавшийся в одной из главных ролей (друг героя, Маркар). Голоса Тиграна и Гоар, записанные на магнитофон, постоянно звучали в воздухе, что создавало удивительную ауру и приподнятое настроение. Гоар, как я упоминала, пела за Карине. А Тигран исполнял сразу две партии – за Маркара и за Армена, виртуозно меняя до неузнаваемости тембр голоса.
Съемки фильма проходили не только в павильоне, но и на натуре. Наша съемочная группа выехала в городок Раздан, что в 50 км от Еревана. Все его достопримечательности – монастырь Макраванк, XIII века, да небольшое Ахбюракское водохранилище, или озеро Раздан, как его все называют. Озеро лежит в обрамлении гор. Посредине крошечный зеленый островок. А на берегу, на высокой скале, возвышается над водой ресторан из розового туфа. Вот его-то мы и облюбовали для съемок, дополнив бутафорскими декорациями.
Нас расселили по квартирам, и пробыли мы там практически все лето. Поэтому свекровь с моим сыном поселилась вместе со мной, а муж приезжал к нам на выходные. Поскольку мой непосредственный «босс», Валентин Подпомогов был тот еще гуляка и любитель «заложить за воротник», приезды мужа заканчивались кайфом где-нибудь посреди озера, на островке, где местные, по поручению Вали, заранее ловили рыбу, жарили ее на костре или варили уху. И вся эта дачно-творческая жизнь протекала в окружении артистов и массовки, разодетых по моде прошлого века, да не Армении, а Константинополя, и под ласкавшее ухо музыкальное сопровождение. А Валя еще и умудрился сняться в эпизодической роли подвыпившего игрока...
Благодаря тому, что первый советский мюзикл, как его окрестили, очень бережно и деликатно был дублирован лучшими актерами «Мосфильма», «Карине» смогли увидеть и оценить по заслугам зрители всей страны. (Премьера в Москве состоялась в 1969-м.)
Был в США известный режиссер и кинорежиссер Рубен Мамулян (1897-1987), король американских мюзиклов середины прошлого века, имеющий на Бульваре Голливуд свою звезду. Побывав в Ереване и посмотрев «Карине», он воскликнул: «Вот уж не ожидал увидеть в Армении картину, не уступающую по уровню всемирно известным музыкальным фильмам!»
В 1966 году киностудии «Арменфильм» присвоили имя Амо Бекназаряна. Амбарцум Бек-Назаров, он же Бекназарян (1891-1965) – выдающийся советский кинорежиссер, сценарист и актер, отмеченный Сталинской премией. Зная, что я скульптор, директор киностудии попросил меня сделать его барельеф. В цехе, где строились декорации, мне выделили место, и я слепила памятную доску с портретом знаменитого режиссера, заложившего основы армянского кинематографа. С тех пор она, отлитая в бронзе, красовалась над центральным входом в киностудию. (Я употребляю прошедшее время, потому что после развала СССР перекупленный американскими армянами «Арменфильм» практически перестал существовать, а построенные для него в советское время новые помещения находятся в ужасающем запустении.)
Выделенное мне место так за мной и закрепилось. В свободное от основной работы время я лепила там портреты армянских кинознаменитостей, которые охотно и с удовольствием мне позировали. В их числе был наш режиссер-постановщик Арман Манарян, сохранивший мальчишескую внешность – худощавый, импульсивный с острым, почти колючим взглядом из-под бровей.
Хорена Абрамяна (1930-2004) я уже начала лепить (конечно, слово «ваять» подходит больше, да как-то уж очень выспренно звучит), но его отозвали в другой город на съемки, и портрет, едва начатый, так и остался незаконченным. Его знала и любила вся страна за сыгранные им роли (более чем в 40 картинах), и, в первую очередь, – за роль Арсена в фильме «Песня первой любви». Народный артист СССР Хорен Абрамян был вне конкуренции и в театре, и в кино. Во второй половине жизни он сконцентрировался на режиссуре и преподавании. В 50 лет стал главным режиссером (а потом и художественным руководителем) Театра Сундукяна.
Фрунзе Довлатян (1927-1997) – актёр, кинорежиссёр, сценарист, народный артист СССР – моя следующая натура. (Боже, как же тяжело делается на душе, когда приходится проставлять эти проклятые двойные даты и осознавать, что всех этих людей уже давно нет в живых!) Фрунзик и Хорик были друзьями не разлей вода. Оба видные, красивые. По обоим девушки сходили с ума. И они, по-моему, этим во всю пользовались, не отказывая себе в развлечениях. Они и в фильмах, как правило, снимались вместе, включая те, где Фрунзик был режиссером и сценаристом. Наверное, потому, что других таких видных парней в «Арменфильме» просто не было.
Довлатяна Фрунзе, как успешного режиссера, хорошо знал советский зритель старшего поколения. Хотя бы по таким фильмам, как «Здравствуй, это я!»; «Братья Сарояны»; «Одинокая орешина». Он считался даже одним из тех режиссеров, кто определял лицо советского кино 1960-х.
Фрунзе был не просто хорош собой, он обладал особой царственно-мужественной внешностью с магнетическим взглядом, что вызывало у меня ассоциации с каким-нибудь древним урартским или ассирийским царем. (Правда, то была только внешняя оболочка, не подкрепленная соответствующим характером.) Мне ужасно хотелось сделать его портрет, просто руки чесались.
Он согласился сразу. И аккуратно мне позировал до тех пор, пока работа не была полностью закончена. Думаю, я смогла добиться желаемого – портрет получился, и был принят на выставку Союза Художников. Я им даже горжусь.
Сделала я портрет и Валентина Подпомогова, но с опозданием лет на десять, уже в своей собственной студии-мастерской. Портрет был отлит в бронзе и закреплен на отполированном гранитном кубе. Поскольку этих выдающихся деятелей армянской культуры никто, кроме меня, так и не изваял, думаю, их изображения в моем исполнении останутся надолго - как память о них.
Валя, много лет работавший художником-постановщиком, был на коротке со всеми киношниками – от режиссеров и операторов до осветителей. А в силу своей суперкоммуникабельности, со многими близко дружил. Ну а я, как его ассистент и, разумеется, друг, через него со всеми знакомилась и общалась. В частности – с актером Геном, утверждавшим, что «дружба – понятие круглосуточное», и потому аккуратно являвшимся на киностудию в дни зарплаты и гонораров. Нет, он приходил не за своим гонораром, а в надежде, что кто-нибудь из «круглосуточных друзей» пригласит его «по старой дружбе» обмыть свой гонорар.
Другим близким другом Вали (без кавычек) был Сергей Параджанов, забегавший к нему всякий раз, как у него случалось что-нибудь хорошее. Таким хорошим стал, например, подписанный киностудией договор с Параджановым (в 1968-м) как с режиссером и сценаристом на запуск фильма «Саят-Нова». Только название ему оставить не дали, и он вынужден был заменить его на «Цвет граната», хотя фильм был целиком и полностью посвящен Саят-Нове, музыканту и поэту-лирику XVIII века. Даже отснятый уже материал заставили десять раз перемонтировать и искромсать. И все равно советская цензура не смогла полностью загубить это потрясающей красоты произведение, которым восторгался потом весь мир.
Мне удалось поприсутствовать на съемках миниатюр, проходивших не в церкви св. Иоанна, села Ардви (как остальные), а в павильоне «Арменфильма», полюбоваться его статичными, словно живопись, сценами и перевоплощениями грузинской актрисы Софико Чиаурели (1937-2008), представшей в фильме сразу в нескольких ипостасях –юного Саят-Новы; аллегории Любви поэта; Музы поэта; Ангела и т.д. Было ужасно интересно наблюдать, как творит этот режиссер-авангардист с таким видением, с таким уникальным восприятием мира.
Но предпочтение все же отдаю его более раннему фильму, ввергающему в настоящий эмоциональный шок – его гуцульскому шедевру «Тени забытых предков». Ничего более прекрасного и удивительного я не видела. Французы, выстраивавшиеся на этот фильм в длинные очереди, дали ему свое название: «Огненные кони», а в рецензиях писали, что он не похож ни на какой другой фильм. Были мнения и покруче. Например, что это лучшая картина в мире, снятая до сих пор.
Сожалею, что в мою киногалерею скульптурных портретов не попал Фрунзик Мкртчян (1930-1993). Он настолько был характерен, что слепила бы его играючи и получила бы от достигнутого сходства максимум удовольствия. Но в те годы он мало появлялся на студии, в основном снимаясь в Москве, в комедийных ролях.
Во второй половине жизни Фрунзик ставил спектакли в Армении и за рубежом и основал собственный театр. Сейчас его театр так и называется – Ереванский артистический театр им. Фрунзе Мкртчяна. А руководит им после смерти Фрунзика его младший брат, Альберт Мкртчян, тоже режиссер. В молодости он был куда более симпатичным, но далеко не таким колоритным и талантливым, как Фрунзик.
С Альбертом Мкртчяном меня столкнула работа в кино. Он тогда только вышел из «колыбели» практически всех армянских киношников – московского ВГИКа, и снимал для телевидения свой первый художественный фильм – «Фотография», этакую печально-безрадостную историю об армянской деревне в годы Второй Мировой войны. Я была в том фильме художником, хотя оформлять там по сути было нечего, и вся наша небольшая съемочная группа провела месяц в высокогорной деревушке, с которой по ночам луну можно было созерцать не над головой, а у себя под ногами, – на дне ущелья.
Эта наша экспедиция помогла мне лучше узнать глубинный быт сельских жителей Армении, который я сполна потом отразила в своем эзотерическом романе «Ншан» или «Ясновидящая», рассказав историю простой деревенской девушки, мистическим образом потерявшей зрение, но обретшей взамен зрение психическое. Даже приезд съемочной группы в село, где жила моя героиня, я целиком списала, так сказать, с натуры.
Роман этот позднее был опубликован несколько раз в Ереване и в Москве, в том числе – в московском журнале «Наука и религия», с анонсом, что он готовится к экранизации. Такое решение принял В.В.Меньшов, которому я отнесла рукопись на «Мосфильм». Владимир Валентинович предложил мне написать сценарий в соавторстве с профессиональным сценаристом... (хоть убей, не могу вспомнить ее фамилию), и мы с ней несколько месяцев работали у нее дома над сценарием. Но Меньшову что-то в нем не понравилось. Как мне кажется – слишком явный армянский колорит, и он хотел заручиться моим согласием снять фильм «по мотивам» романа. Я не согласилась, что было, наверное, моей большой ошибкой.
Ну а на «Арменфильме» мы, по инициативе Подпомогова, от музыкальной кинокомедии перешли к мультипликации. Валя вдруг вспомнил, что в Армении уже лет 20 нет мультипликации и предложил директору студии ее возродить. Получив добро, он набрал себе группу из трех-четырех художников, в которую вошла и я. Поскольку никто из нас никогда мультипликцией не занимался, нас на пару месяцев отправили на стажировку в Москву, в «Союзмультфильм».
А там как раз полным ходом снимали одну из серий «Маугли». Больше десятка художников-мультипликаторов и два художника-постановщика трудились над фильмом, и все до одного мужчины. Я попала к Владимиру Зарубину и Виталию Боброву. Они тогда работали над сценой, где Багира мчится рядом с питоном Каа и пытается разными уловками склонить его на свою сторону.
Багиру озвучивала актриса Людмила Касаткина, а Каа – Владимир Ушаков. Видеть, как они это делают, не только интонациями, но и мимикой вживаясь в образ своего героя, было очень интересно и забавно. Но когда потом отснятую сцену зациклили на непрерывный повтор (чтобы при просмотре легче было находить недоработки), диалог этот, без конца повторявшийся, так прочно въелся в мозги, что, кажется, снился по ночам: «Так они называли меня желтой рыбой?» «Да! Да! рыбой, и ещё червяком! Земляным червяком!»
А чего стоил Сергей Мартинсон с его неповторимым голосом, когда он озвучивал шакала Табаки, прихвостня Шерхана, повторяя все его ужимки и гримасы: «А-ха-а! Старый волк промахнулся! Акелла промахнулся! Аха-а-а!» Или Анатолий Папанов, воплощавшийся в Шерхана. Уже только ради того, чтобы увидеть в работе таких великих наших актеров, стоило побывать на «Союзмультфильме»! Что же касается профессиональных навыков, то их, конечно же, за месяц-два не приобретешь, особенно от художников, занятых своим делом. Так что поездка получилась больше познавательная.
Да мы, собственно, на традиционную мультипликацию у себя поначалу и не замахивались. Рисовали на прозрачном целлулоиде образы в разных ракурсах, а потом передвигали их под камерой – такая техника подчеркнутого примитивизма как стиля называется «перекладками».
Но главное, что Подпомогов, с нашим участием, положил начало возрождению мультипликации в Армении и свой рисованный фильм выпустил. За ним последовали и другие. А тот, первый, назывался «Капля меда», по одноименной поэме Ованеса Туманяна, в которой рассказывается, как из-за ничтожной ссоры, возникшей между продавцом и покупателем вокруг упавшей капли меда, шаг за шагом разгорелась жестокая война, унесшая множество жизней. Тема актуальная и нравоучительная во все времена. Поэма заканчивается четверостишьем:
И в ужасе среди могил
Живой живого вопросил:
С чего ж, откуда и когда
Такая грянула беда?
Комментарии
настольгия
Спасибо Э А Мандалян, за прогулку в прошлое
Добавить комментарий