Окончание. Начало см. Часть 1
Они подошли к стойке и стали заказывать еду. Один из них посмотрел в нашу сторону, увидел фляжку, банки с пивом, и странно как-то осклабился. Потом локтем подтолкнув приятеля, обратил и его внимание на нашу трапезу. «Лев, они чего просят, им налить что ли? - спросил я. «Не думаю, - ответил Лев. - По их наречию и внешнему виду похоже, они баски и, если это так, то они относятся к горам на полном серьезе – алкоголь ни-ни». «Это ты про басков придумал или вычитал?», - спросил я. «Да так, друзья рассказали, когда мы по Альпам еще в 90-е годы ходили, за что купил, за то и продаю», - ответил Лев. Баски или нет – но смотрели парни на наше питие неодобрительно.
Впрочем, на том все и закончилось.
Солнце закатилось довольно быстро, и стало темно. На плато поднялся ветер. Пора было ложиться спать. Завтра предстоял тяжелый штурмовой день. Надо было рано выйти, чтобы успеть взойти на вершину пока снег не подтаял и пока кошки будут хорошо, не проваливаясь, держаться в фирне. Шум в общей комнате-спальне стал стихать по мере того, как все горновосходители ложились.
Белье решили не брать – постелили на нары свои спальники. Перед тем как окончательно уснуть, как водится, я отправился на поиски туалета. Туалет в хостеле «Тетте Руссе» 2000 года заслуживает отдельной главы, как с точки зрения архитектурной, так и с точки зрения пользовательской. С тех пор, говорят, его переделали и того уже нет.
В конце длинного и тускло освещенного от генератора коридора была дверь, с соответствующей надписью на французском и испанском языках и со значком WC, так чтобы точно было понятно, что за ней. Я толкнул ее и вышел на открытый воздух. Подо мной были деревянные мостки балюстрады, ведущие вокруг здания за угол. На углу горела еще одна лампочка, освещая лестницу-трап, ведущую к прямоугольному деревянному зданию с множеством дверей на фасаде стоящему на леднике, возле обрыва в пропасть. Открыв такую дверцу я оказался в персональной как бы кабинке, длиной несколько метров. Посреди кабинки в глубь уходил металлический желоб, шириной в человека, а в желобе ближе к его концу было сделано отверстие вниз прямо на ледник.
Возле дверцы изнутри помещения стояла лыжная палка с широким, как и положено быть у лыжной палки, кольцом для глубокого снега. Из отверстия снизу вверх тянуло холодом, видимо, конструкция создавала тягу, как хороший дымоход в печках. Тяга эта была прямо пропорциональна не только размерам, форме отверстия и наклону желоба, но, видимо, еще и усиливалась штормовым ветром, который гулял по просторам ледника, а в ночное время еще и завывал. Впрочем, разговаривать мне было не с кем. Решив, что я не первый, и что все как-нибудь сработает правильно, я сделал, что надо и, закончив, бросил использованную туалетную бумагу в отверстие. Не тут то было. Тяга снизу немедленно вернула мне мою бумагу обратно. И, частично, не только бумагу. Тогда я отошел в начало желоба, почти к дверце, взял лыжную палку (так вот зачем она здесь!) и стал пихать в отверстие и бумагу, и все остальное, что еще оставалось в желобе. Немое кино Чаплина можно было снимать без сценария. Боролся я долго, и попыток было сделано запихать все это в трубу немало. В конце концов, дождавшись затишья, человек одержал победу над природой. Ура!
Когда я вернулся в общую спальню, в ней было темно, все спали, спал и Левка и даже похрапывал. Впрочем, не он один. В комнате, где спят полсотни незнакомцев, храп - это концерт разных немузыкальных инструментов, настроенных в разных тональностях и, конечно, разной громкости.
Я, помню, долго крутился, болела голова – сказывалась высота, хотя и не так сильно, как в ту ночь на плато Агули, во время нашей первой попытки. Где-то под полночь все-таки уснул. Но не надолго.
Когда меня разбудили шум голосов и свет безабажурной лампочки, бьющий прямо из потолка, прямо в лицо – она оказалась как раз над нашими с Левкой нарами было - три часа ночи. Кто-то сидел на постели и одевался, кто-то складывал снаряжение в рюкзак, кто-то громко втоптывал ногу в застывший за ночь горный ботинок. Народ собирался на восхождение на вершину Монблана. Я растолкал Левку, на сон которого шумы не действовали, видимо, сказывалось вчерашнее употребление смеси виски и пива.
«Лев, нам бы тоже пора собираться. Снег смерзшийся и твердый, и пока фирн держит. А то солнце взойдет, и мы закопаемся по колено в снегу на подьеме»
«А сколько времени?», - спросил Лев практически не открывая рта и, точно, не открывая глаз.
«Три тридцать ночи. Народ собирается вовсю. Надеются застать хороший твердый фирн и быть на вершине раньше всех на сегодня».
«Они сошли с ума. Разбуди меня часиков в шесть, не раньше», - сказал Лева и отвернулся от света.
Меня тоже трясло от недосыпа, так что я возражать не стал, а последовал примеру.
Второй раз меня разбудил уже Левка, взяв за плечо.
«Шура, ну что пойдем на Монблан?»
Я посмотрел на часы – 6 утра. За окном чернота. Молча сев в постели, я стал одеваться.
«Ничего не собирай. Оставляем спальники как они есть – придем свернем. Одевай обвязку под пуховку, связываться друг с другом будем уже на высоте», - сказал Лев.
«Берем один штурмовой рюкзак на двоих, веревку, снаряжение, воду и перекус. И пошли».
Минут через 20 после подъема мы уже выходили на тропу, ведущую от двери приюта наверх, на предвершинное плато Монблана.
Первый резкий и очень бодрящий вздох наполнил легкие пробуждением. Организм встряхнулся, очнувшись от духоты и тепла приюта. Я посмотрел перед собой, потом проследил глазами подъемную тропу, уходящую в темноту. Зрелище было прямо потустороннее. В темноте ночи не горели ни звезды, ни луна. Видимо, высокие облака, последствие прошедшего шторма, закрывали горы. Было темно, но по горе перед нами тянулась цепочка огней, как будто освещенная фонарями узкая витиеватая улочка города, уходящая от подножия приюта прямо в небо. Единственная разница с освещенной улочкой заключалась в том, что улочка эта жила и двигалась, причем двигалась вся сразу и целиком. Понятно, что расстояния между восходившими альпинистами были примерно одинаковые – в несколько шагов, - все шли след в след, по крутому снежному склону, и у всех горели налобные фонарики. Феерическое зрелище!
«Вон они – трехчасовые выходцы, - показал Лева на самую вершину горящей цепочки. - Пусть себе идут, сейчас будет рассвет, и мы пойдем не хуже». Действительно, начав двигаться с фонариками, мы смогли их погасить где-то минут через 15, так хорошо была видна тропа на снегу.
Поначалу края тропы обрывались в никуда, потом стали угадываться ближайшие отроги, а еще через полчаса в ровном розовом свете начинавшегося дня, видны стали склоны гор, весь подъем на плато, соседние ледники и приют внизу.
Подъем на плато был очень крутым и тяжелым. Угол подъема, по моим ощущениям, колебался от 25 до 40 градусов, тропа из множества набитых ступеней шла в лоб и вверх. Спасибо раннему морозному утру и кошкам, я смог идти не по тропе, а по твердому фирну, в своем темпе по своему серпантину, регулируя дыхание и экономя силы. После 4-х часов изнуряющего подъема, мы оказались выше ледника Буанассье, на вершине Дом-Готьер, на высоте около 4300 метров. Отсюда открывался вид на Монблан, стоявший круто на плато в конце далекого, но, похоже, не очень некрутого набора высоты. Впрочем, до вершины Монблана нам было еще полкилометра по вертикали и Бог знает сколько, по местности. Сделав краткий привал, мы тронулись дальше.
Однако все время по тропе идти не удавалось. Появился встречный траффик из спускавшихся альпинистов, приходилось сходить, уступать дорогу. Иногда дорогу уступали и нам. В один из таких полустопов я обратился к спускавшемуся навстречу мужику, которого я узнал – он был с нами в приюте Руссе прошедшей ночью. «Поздравляю с восхождением! Как быстро вы уже успели туда и обратно». «Никуда я не успел и не взошел. Просто повернул обратно, не дойдя», - ответил он. «А в чем проблема?» спросил я в ответ. Парень на вполне понятном английском с сильным французским акцентом, перебиваясь с дыхания, объяснил: «Ветер. Там на верхнем плато возле приюта Валлот сумасшедший ветер. К началу взлета на Монблан просто не подойти. Метет снег и сбивает с ног. Тропу замело. Куда идти, непонятно. Не тратьте силы – поворачивайте обратно отсюда. Завтра обещали хорошую погоду, завтра взойдете».
Завтра-то как раз у нас уже и не было. Как я заметил за годы путешествий и особенно занятием альпинизмом, самолетные билеты всегда находятся в конфликте с погодой. Так что либо сегодня, либо вообще в другой раз. Ветер действительно дул. Но пока шлось. В порывах ветер достигал такой силы, что приходилось часто останавливаться, втыкать ледоруб в снег и пережидать порыв, держась за клюв ледоруба и упершись кошками в снег. Через некоторое время, уже пройдя вершину Дом-Готьер, мы решили передохнуть от подъема и, главное, попробовать переждать ветер в приюте Валлот, находящемся прямо у нас на линии движения, немного впереди.
Приют Валлот - это одноэтажная металлическая квадратная комната, расположенная на высоте одного этажа над краем ледника, там где он переходит в скалу хребта. Вход в нее по наружной специальной лестнице, начинающейся прямо со снега и ведущей к площадке-прихожей, откуда открывается дверь в общую комнату. В комнате было уже несколько человек, которые так же, как и мы, спрятались от ветра или просто переводили дух после изнуряющего подъема. С удивлением для себя, я обнаружил у дальней стенки почти в углу комнаты наших вчерашних басков. Видимо, они вышли из приюта вместе с той раннеутренней толпой и теперь застряли в ожидании затишья в ветре и поднятой им поземке. Они сидели на рюкзаках, прислонившись спиной к железным ребрам жесткой стены приюта. У ног одного из них стоял термос, а другой держал в руке бутерброд. Увидив нас с Левой, ближайший к нам баск улыбнулся, и, повернувшись к приятелю, что-то ему сказал на ухо. Лева тоже приметил наших незнакомцев. «А вот и пара наших утренних побудчиков, вот мы их и догнали», - отметил Лев.
У входа мы сняли кошки, нашли свободное место у стенки и сели прямо на пол, сдернули перчатки и подняли очки. «Если ветер стихнет, нам отсюда еще часа 4 до вершины, а время всего-то пол-первого», - отметил Лева, посмотрев на часы. Порывы ветра бились в хижину, где-то стучало железо о железо, и казалось, что этот хлипкий домик вот-вот взлетит, а всех нас постигнет участь Элли и ее Тотошки. Мы избавились от ветра, заменив его на грохот и вой, так что сидеть приходилось молча, а если и говорить, то прямо в уши собеседнику. Отпив из фляжек (есть ничего не хотелось, сказывалась высота) и отдохнув где-то минут 40, мы решили попробовать Монблан. «Долго здесь сидеть все равно нет смысла. Горняшка от такого сидения не проходит, а время утекает. Я предлагаю попробовать штурм и, если нет, то развернемся и пойдем на спуск. Давай только свяжемся, а то дальше по маршруту уже есть места, куда падать», - предложил Лева.
«Согласен. Вот только штаны подтяну», - пошутил я.
В связке наше движение было ничуть не медленнее, чем до этого. Мы ползли, часто отдыхая, убрав лицо от ветра, чтобы было легче дышать. Тропы не было видно, но зато был виден Монблан, и под снегом можно было еще угадать расположение основных провалов, которые надо было обходить, так как рисковать переправами через трещины по невидимым снежным мостам вслепую, мы не хотели. Характер снега на высоте изменился. Вместо твердого фирна, он стал рассыпчатым порошком – идеалом и мечтой горнолыжника на каком-нибудь лыжном курорте, но являлся самым нежелательным для альпиниста. При каждом шаге мы проваливались, как говорил Лев, «по аденоиды», при этом расположение этих «аденоидов» было понятно и без слов.
Шли след в след, задний отдыхал, пока передний тропил. Тропить было тяжелее всего, поэтому тропили по очереди, сменяясь через каждые 15-20 минут хода. Однако мы шли! И поворачивать назад необходимости не было.
Большущим подарком природы был момент, когда где-то через полтора часа напряженного хода, ветер вдруг стих. Его просто выключили. Как не было. Небо расчистилось, и из его голубизны засветило прямое солнце. Мне даже стало жаль всех тех людей, которые проснулись в три часа ночи и вынуждены были повернуть обратно, не дождавшись этого момента. Мы остановились передохнуть. Я снял перчатки – становилось жарко от движения и подъема. Перед нами простирался никем не топтаный сегодня первозданный гребень Монблана. Мы были одни. Один на один с Горой, погода вдруг стала великолепная и настроение приподнятое.
«Это очень редко, когда можно на самом популярном маршруте Альп, в середине сезона, быть первым на вершинном гребне, да еще и когда нет никого вокруг», - сказал Лев.
Отдышавшись, пошли дальше. Впрочем, уединенность нашего движения скоро была нарушена. В один из передыхов, после замены лидера я посмотрел назад и увидел две темные точки, быстро нагоняющие нас и идущие по нашей пробитой тропе след в след. Я показал на них рукой. «Похоже на наших баскских друзей», - сказал Лев. По мере подхода к вершине плато сузилось, угол набора стал круче, и мы нашли себя идущими по хребту, покрытому снегом. Для безопасности мы шли с его более пологой стороны, не приближаясь к краю на несколько метров. «Край точно висит над пропастью северной стены Монблана. Особенно учитывая какой силы был ветер, он наверняка надул большущий карниз неизвестной ширины, и мне не улыбается обломить его, чтобы улететь вниз вместе с лавиной», - отметил Левка.
Идти стали более осторожно и медленно. Через час хода мы сели передохнуть прямо в снег. Баски почти приблизились. Им оставалась до нас всего метров 50. «Давай подождем и пропустим этих здоровых и молодых лосей вперед, - предложил Лев. - Пусть теперь они нам потропят, а мы легко пойдем по их следам». Сказано, сделано. Лева закурил сигарету в ожидании, когда нас обойдут. Ребята приблизились. Пробурчали приветствие на ломанном английском. Лева ответил им по- русски, а я по-английски. Баски прошли вперед по нетронутому наклонному снегу с правой стороны гребня шагов двадцать-тридцать и тоже сели отдыхать.
«Посмотри, Шура. Ленивые бугаи. Протропили двадцать метров и уже выдохлись. Сидят и ждут, пока мы пойдем вперед и сделаем за них всю работу по пробивке дороги в снегу и по нахождению безопасной тропы на вершину», - заметил Лев. Погасив бычок в снег, Лева встал – была его очередь идти первым, и мы пошли, точнее, поползли, дальше. Баски посмотрели на нас со странной смесью зависти и восхищения. Мы же обошли сидящих парней и стали набирать высоту, целясь прямо на вершину Монблана. Мне повезло. Последний предвершинный участок тропежки был мой, и хотя я хотел уступить его, Лев отказался. «Я там уже был», - ответил он на мое предложение. Впрочем, в связке это не важно. Оба входят на вершину одновременно.
Откуда силы взялись - непонятно. Только я шел так, как будто не было никакой горной болезни, не было изнуряющего подъема, не было борьбы с ветром и разбитой, почти бессонной ночи. На вершинах гор, как известно, ничего нет. Кроме вершинного маркера, ну и самой вершины. Вершиной называется место, откуда, куда ни пойдешь – всюду пойдешь вниз. Ну, и еще, куда ни посмотришь – все, что увидишь, будет ниже. С высоты 4801 метра чуть пониже нас вокруг были видны снежные Альпы. Много-много еще не пробованных нами вершин, пиков и перевалов между ними.
В изнеможении, взойдя на собственно вершинный бугор, я сел, а потом и вовсе лег на спину. Подошел Лев. Сел рядом. Через минуту-другую – достали флягу и отпили по очереди. Лева вынул пачку сигарет. «Хочешь?» «Да, давай и мне тоже», - согласился я. Ветра почти не было, и мы легко прикурили. В это время подошли баски. Встали рядом. О чем-то между собой поговорили. Вдруг один из парней, отдышавшись, обратился к нам на сильно акцентированном английском:
«О! Вы еще и курите!»
«Мы еще водку пьем и женщин любим», - ответил Лев.
Я перевел.
Мы сидели на вершине Монблана, курили и были счастливы.
Добавить комментарий