Комментарий к статье Ирины Чайковской Ночной кораблик негасимый: поэт Евгений Рейн.
Я, конечно, не литературовед, а просто люблю читать по ночам, т.к. страдаю бессонницей. Особенно часто читаю Бродского. Потом строчки приходят ко мне в разное время дня, я их повторяю и задумываюсь над тем, что могло вызвать к жизни эти стихи.
Вот «Рождественский романс», посвящённый Евгению Рейну. Он написан о Москве (где я прожила 59 лет). Мне становится ясно, что он мог бы быть посвящённым не только Рейну, но и Булату Окуджаве. Я чувствую, что музыка «Рождественского романса» навеяна песней Окуджавы «Последний троллейбус». У Окуджавы «…Москва, как река, затихает». В «Последнем троллейбусе» «плывут» пассажиры (он их называет матросами), потерпевшие в ночи крушение.
Та же московская ночь с трагическими судьбами у Бродского и так же всё плывёт и вершит круженье в тоске и печали. Это «любовник старый и красивый», «…красотка записная, своей тоски не объясняя…», «…такси с больными седоками…»...
Я ясно чувствую, что «кораблик негасимый», который плывёт от Александровского Сада, это троллейбус №2, который шёл по Арбату мимо Манежа вдоль кирпичного надсада (я думаю, что надсад – это зубцы кремлёвской стены). Фонарь, «на розу жёлтую похожий», видится влюблённым, устремившим глаза вверх, а обычным прохожим, смотрящим под ноги, - как отражение на асфальте.
Мертвецы, стоящие в обнимку с особняками, - это соседство захоронений у церкви «Всех скорбящих Радость» на Ордынке с красивыми особняками, стоящими на этой улице.
Особенно близка и понятна мне провидческая фраза «…жизнь качнётся вправо, качнувшись влево». Это неоднократно случалось в жизни Бродского, что обрушившиеся на него тяжёлые невзгоды оборачивались приходом счастья. Это было, когда, после унизительного суда с шельмованием, ссылка в Норенское стала счастливым периодом в его жизни. Более того, высылка из России, воспринятая как трагедия, привела к всемирной славе и ощущению полноты жизни.
Если будете смеяться надо мной, я не возражаю. Это выплеснулось из сердца.
Алла Санина, Бостон
PS: Извините, я ошиблась это был троллейбус другого маршрута, не помню номера. Он шёл от Александровского сада, манежа, мимо метро «Библиотека им. Ленина», к «Дому правительства» (а там был большой гастроном, где «пахло сладкою халвою» и откуда был родом пирог, который нёс над головой сочельник). А там и Ордынка, и рукой подать до Полянки, где больница имени Шумской (я туда поехала два года спустя со своей дочерью, но не думаю, что на такси – не было денег, не могла себе позволить, хотя уже семь лет работала врачом). Керосиновую лавку не припомню, правда была одна недалеко от меня, в Борисоглебском переулке. Я обожала тамошний запах смеси керосина, хозяйственного мыла и ещё чего-то. Дворник, который жил в дворницкой в подвале нашего дома, был как раз «с круглой головою», татарин. Его сын Ванька часто просил у моей сестры, которая стремглав бегала по двору, чтобы она выносила для него сахар «на поправку».
«…Блуждает выговор еврейский! – это, конечно про самого Иосифа с его восхитительной картавостью, Евгения Рейна, может быть и некоторых других, а вдруг и про моего друга Володю Леменёва, которого через несколько лет разбудят среди ночи и повезут из ордынской коммуналки на Большую Пироговку и он сделает уникальную, первую в нашей стране операцию – пришьёт молодой женщине оторванную станком руку. Рука потом будет работать, но об этом событии не было широко освещено. Наверно, «выговор еврейский» не позволил.
Продолжайте смеяться над моим графоманством.
Спасибо,
Алла Санина,
Бостон
Добавить комментарий