Энгель Насибулин в Нью-Йорке

Опубликовано: 1 мая 2001 г.
Рубрики:
А там, в полях необозримых, Служа небесному царю - Чугунный правнук Ибрагимов Зажег зарю. 
Марина Цветаева. "Мой Пушкин".
Энгель Насибулин
Энгель Насибулин (справа) и художник Николай Мостовой. Нью-Йорк, декабрь, 2000 г.

Замечательный русский поэт Борис Чичибабин, будучи репрессированным, в 1950 году писал родителям в письме из Вятлага: "...пускай сейчас придут и скажут собираться с вещами и увезут меня хоть на край света, плевать на все, раз у меня Пушкин в кармане".

Чичибабину было в ту пору 27 лет. И тогда, и после, всю его трудную жизнь, Пушкин всегда был рядом. В 1960-е годы Чичибабин писал:

"Конечно, Пушкин - Бог. Кто-то очень удачно сказал, называя своих любимых композиторов - Бах, Бетховен, Вагнер. А как же Моцарт? - спросили его. О, Моцарт - это Бог! Вот так я мог бы сказать о Пушкине. Перечень любимых поэтов, если он будет открываться именем Пушкина - для меня это кощунство. Это унизительно для Пушкина, потому что Пушкин - вне всяких списков".

Уже после смерти Чичибабина (он умер в 1999 году в Харькове, где прожил почти всю жизнь), его вдова Лиля Чичибабина издала книжку стихов, посвященную 200-летию Пушкина, которая называлась "Экскурсия в Лицей". Неожиданными путями эта книжка достигла "берегов отчизны дальной" - Америки - и оказалась в музее А. С. Пушкина...

В жизни бывают вот такие крутые параболы: Александру Сергеевичу, которому царь ни разу не разрешил покинуть "милые пределы" России, поскольку не без оснований опасался, что сбежит поэт от недреманного ока властей, - посвящен скромный, но очень трогательный мемориальный музей в Нью-Йорке, созданный нашими соотечественниками и современниками, которые словами того же Чичибабина могут про себя сказать:

Как жизни не было б без солнца, Так нам без Пушкина нельзя, И только Пушкиным спасемся. 

Пушкин написал: "Я вас любил, любовь еще, быть может, в моей душе угасла не совсем...". Это невозможно написать человеку: такая гармония, такое возведение простого жизненного факта в какую-то необыкновенную красоту и свет - доступно только Богу. Памятники Пушкину в разных городах - Петербурге, Москве, Одессе, Харькове - потому, наверное, и установлены высоко от нас, чтобы быть поближе к Богу.

И в то же время мне всегда казалось, что поэт был рядом и написал эти стихи для меня, за меня, потому что сам я так никогда написать не смог бы.

Он всегда был рядом...

Я любил такие мгновения, когда казалось, что Пушкин рядом. Никогда эти ощущения у меня не возникали возле памятников Пушкину, а сейчас-то и до памятников далековато: один из ближайших находится в полузаброшенном Эрроу-парке в 38 милях от Нью-Йорка, другой - бронзовую статую поэта - в сентябре прошлого года установили в Вашингтоне, на территории кампуса университета...

А чуть больше десяти лет тому назад, прохладным майским утром, я выехал из Пушкинских гор и направился в Петровское. Было еще рано, и я остановил свой красный жигуленок на дороге, которая шла через луг, уже ярко зеленевший в эти первые майские дни и как будто подсвеченный желтыми лампочками цветущих одуванчиков. Луг заканчивался на горизонте лесом, в котором исчезала дорога в Петровское. Выйдя из машины, я осмотрелся в поисках какого-нибудь ручейка или лужи, чтобы отмыть лобовое стекло машины от клейкой весенней зелени, налипшей на него еще накануне, по дороге из Пскова.

Ни ручейка, ни лужи поблизости не было, и я наклонился к траве, чтобы намочить в росе свой старенький шарф. А когда выпрямился, то так и замер с этой нелепой тряпкой в руке, потому что как-то очень осязаемо почувствовал скрытое величие природы: этот весенний луг, только что поднявшееся над ним солнце, синий лес на горизонте. Вот так же все это видел Саша Пушкин, и он мог слушать и эту тишину, и внезапно зашуршавший под порывом ветерка куст. Легко было вообразить, что поэт прошел здесь только что...

Но чего совершенно невозможно было тогда вообразить, так это того, что здесь, рядом, в эти же минуты выходил из своего дома в Петровском и шел к речке художник-пушкинист Энгель Насибулин, с которым судьба меня сведет в Нью-Йорке...

Мне нравились, но всегда оставляли меня спокойными знаменитые парадные портреты Пушкина работы Тропинина, Кипренского, Клодта. Более эмоциональным был романтический "Пушкин у моря" Репина и Айвазовского, очень лирическим - "Пушкин в парке" на акварели В. А. Серова...

Современные художники относятся к Пушкину совсем иначе. Создается впечатление, что исчез барьер времени, что сократилась дистанция между художниками и поэтом: если раньше на Пушкина смотрели снизу вверх, то теперь его видят рядом с собой, в конкретный момент времени и в насыщенной бытовыми подробностями обстановке. Теперь редко изображают одну голову или только бюст Пушкина. Чаще фигуру поэта в полный рост показывают на природе, в соприкосновении с миром вещей, вместе с другими людьми, а иногда и среди героев его же произведений. Создаются целые серии изображений Пушкина, которые, словно на киноленте, фиксируют отдельные положения, движения, оттенки и грани состояния. Современные художники рисуют также и то, что их предшественники почти не делали: наделяют свою модель чувствами, проявляющимися по-современному, своими индивидуальными и даже национальными чертами...

Сегодня такие художники есть и в Нью-Йорке. Еще в 1987 году, к 150-летию со дня смерти Пушкина, приехавший из Одессы художник Илья Шенкер создал альбом ярких и темпераментных гравюр "Пушкин в Одессе" - полная любви дань поэту и одновременно родному городу художника.

Талантливый художник-копиист Николай Мостовой блестяще воссоздал в своих работах множество с детства знакомых портретов Пушкина и иллюстраций к его произведениям. И именно Мостовой был одним из создателей музея А. С. Пушкина в США - места, где тоска иммигрантов по Пушкину хоть бы немного утоляется.

Литературный музей А. С. Пушкина в Нью-Йорке основан 20-го апреля 1997 года.

К сожалению, этот частный музей не имеет достаточных средств и площади, чтобы регулярно принимать посетителей. Среди его экспонатов есть подлинные раритеты, а среди посетителей - не только люди, известные в нашей общине, но и приезжие знаменитости. В музее побывала праправнучка поэта Наталья Игоревна Пушкина - художник-оформитель нью-йоркской Metropolitan Opera. Осенью прошлого года музей посетил известный российский ученый, новоиспеченный нобелевский лауреат Жорес Алферов. В январе нынешнего года гостем музея был выдающийся петербургский художник-пушкинист Энгель Насибулин.

Энгеля (он просит называть его только по имени - на американский манер) следует упомянуть первым среди современных мастеров, отличительной особенностью которых является новое отношение к великому поэту. Как и Николай Мостовой, Энгель заочно был у истоков создания музея, и теперь по праву состоит в его совете директоров. По приглашению директора музея, поэта Надин Глинской, Энгель впервые приехал в Нью-Йорк. Легкие, изящные, искрящиеся юмором и фантазией офорты и рисунки Энгеля Насибулина, посвященные Пушкину, - подлинное украшение музея.

Энгель приехал в Америку, естественно, не с пустыми руками. Он устроил в музее выставку своих картин, оформленных им альбомов и книг, в том числе книг миниатюрных, настоящих шедевров полиграфического искусства. Часть всего этого бесценного богатства (в буквальном смысле; он не знает цен на свои работы!) Энгель подарил музею, и теперь все могут их увидеть.

Насибулин был главным художником комиссии по подготовке и проведению торжеств, посвященных отмечавшемуся в 1999 году 200-летию со дня рождения великого поэта. Кто же еще мог и быть главным современным графиком-пушкинистом, как не художник, крещенный в церкви Святогорского монастыря, в нескольких метрах от могилы Александра Сергеевича?

Энгель Насибулин родился и провел детство в маленькой башкирской деревушке, где и школы-то не было. Так случилось, что во время службы в армии его любительские рисунки попались на глаза академику живописи Иогансону, оценившему дарование Энгеля. Благодаря этому он смог учиться живописи в Ленинграде, в котором потом и жил. Несколько десятков лет тому назад, вместе с поэтом Всеволодом Азаровым, Насибулин впервые попал в Пушкинский заповедник, познакомился со знаменитым его хранителем Семеном Гейченко. С тех пор пушкинская тема полностью овладела его мыслями и его временем. Работая для издательства "Радуга", художник оформил несколько сот экспортируемых за рубеж книг русских классиков, и в связи с этим получал соблазнительные предложения переехать для работы во Францию, Германию, но не принял их - там не было Пушкина. Он обосновался в Пушкиногорье, в своей усадьбе в Петровском, где проводит теперь по нескольку месяцев в году.

Для того, чтобы побольше народу в Америке смогло встретиться с Энгелем, дирекция музея устроила встречу художника с публикой в культурном центре Шорфронт и поездку в города восточного побережья США: Филадельфию, Бостон, Вашингтон и Балтимор.

В переполненном зале Энгель разложил свои картины, рисунки, графические миниатюры и книги просто на столах, так что их можно было рассматривать даже держа в собственных руках, а маленькие, размером с визитку, карточки с озорным и лукавым изображением сцен из жизни Александра Пушкина можно было даже взять себе на память. Сам художник находился тут же, и ему можно было задавать любые вопросы. Этим я и воспользовался.

- Несмотря на всеобщее, в том числе международное признание, вы не являетесь членом союза художников России. Почему?

- Участвуя во множестве отечественных и зарубежных пушкинских комиссий, я нигде, тем не менее, не служу, - несколько косноязычно говорит Энгель. Чувствуется, что говорить ему труднее, чем рисовать. - Я свободный художник, и это мой принцип: ни от кого не зависеть. Мне предлагали очень высокие должности, но чиновником быть я не умею.

- Вы, как известно, не первый, кто иллюстрирует Пушкина и создает его портреты. Как вы относитесь к творчеству своих многочисленных предшественников и современников и чем, на ваш взгляд, отличается от них ваш подход к Пушкину?

- Вы знаете, о себе очень трудно говорить. Когда я собираюсь рисовать, как-то реализовать свой замысел, я никогда не думаю о том, что вот, дескать, надо это сделать иначе, чем другие. Просто на бумагу ложатся мои ощущения - так, как это доступно моей технике. Но я могу рассказать вам о том, что в моих картинах видят другие. Например, кинорежиссер Марлен Хуциев. Одно время он работал над фильмом о Пушкине и пригласил меня для консультаций. Потом, правда, работу над фильмом он по каким-то причинам отложил, и в каком состоянии картина сейчас, не знаю. Хуциев много ездил вместе со мной, выбирая места для съемок. Вероятно, он видел документальные фильмы, снятые обо мне и моих пушкинских работах, и потому пригласил меня к себе в картину. Марлен сказал очень лестную для меня вещь: Энгель так рисует Пушкина, как будто подглядывает за ним в тот момент, когда никто Пушкина не видит. Что же касается моего отношения к собратьям, художникам-пушкинистам, я придерживаюсь принципа: не суди, да не судим будешь.

- Быть может, вы помните, была такая юная художница Надя Рушева. Ее подход к Пушкину, мне кажется, сродни вашему: Пушкин в возрасте 4-х лет, Пушкин в кругу семьи...

- Рисунки Нади Рушевой я, конечно, знаю и люблю. Она была очень талантлива, но, к сожалению, умерла молодой. Но вы же знаете, не мы - Бог ведь распоряжается...

Потом Энгель отвечал на вопросы из зала, рассказывал о своих впечатлениях о Нью-Йорке. И все то время, пока он говорил, пришедшие на встречу ходили от одной его картины к другой, возвращались снова, как будто хотели запомнить их, как запоминают стихи. А они и вправду - подлинная поэзия в графике...

Перед отъездом из Нью-Йорка Энгель Насибулин посетил центральную Публичную библиотеку на Манхэттене и передал представителю ее славянского отдела Маргарите Сандлер три оформленные им издания произведений Пушкина: два большеформатных альбома иллюстраций к его лирике и миниатюрную книгу "Путевые заметки", которая издана тиражом 86 экземпляров, причем в каждом из них иллюстрации сделаны художником вручную.

Все же свое свободное время в Нью-Йорке, а его было до чрезвычайности мало, Энгель провел в музее Метрополитен. Он не согласился, чтобы кто-нибудь его сопровождал, хотел остаться с шедеврами живописи один на один. А когда вышел из музея, то некоторое время еще не мог говорить. Только взволнованно блестели глаза.

Добавить комментарий

Plain text

  • HTML-теги не обрабатываются и показываются как обычный текст
  • Адреса страниц и электронной почты автоматически преобразуются в ссылки.
  • Строки и параграфы переносятся автоматически.
To prevent automated spam submissions leave this field empty.
CAPTCHA
Введите код указанный на картинке в поле расположенное ниже
Image CAPTCHA
Цифры и буквы с картинки