В середине 70-х, в самый разгар строительства Волго-Донского атомной АЭС, для нужд «Атоммаша» Москва выделила спецсамолёт ЯК 40, принадлежащий ростовскому Авиаотряду. Командиром экипажа был мой друг – пилот первого класса Евгений Михайлович Шпеер. Кроме директора Атоммаша, услугами этого комфортабельного лайнера охотно пользовалось областное начальство во главе с Секретарём Обкома, а с его ведома воздушное судно обслуживало участников различных партийных конференций, зарубежных гостей, ростовских футболистов и залётных именитых артистов.
Я в то время работал зубным врачом в медсанчасти Авиаотряда, имел форменное обмундирование, и иногда лётчики брали меня в полёты. Однажды я отправился с ними в Волгодонск с группой популярных столичных артистов, которые, отдежурив в Ростове встречу со зрителями, были направлены в Волгодонск. Чуткая к нуждам трудящихся партия регулярно отправляла деятелей культуры и искусств на передовые стройки, крупные заводы и колхозы, демонстрируя сплоченность творческой интеллигенции с рабочим классом и трудовым крестьянством.
В тот раз узнаваемых звёзд кино было человек десять. По их настроению было очевидно, что этот вояж им в тягость. Утомленных тяжким бременем славы и хлопотами гастрольной жизни, их огорчало проживание в провинциальной гостинице, с ее убогим комфортом, назойливые очереди за автографами, комплексное питание в дешевом ресторанчике и прощальный ужин, с обилием алкоголя, с местным начальством.
В полете среди них мельтешила миниатюрная девчушка-репортёр, командированная местной газетой, с целью осветить на своих страницах это яркое для города событие. Решительное выражение лица, без признаков косметики, через плечо лейка, в руке блокнот, на красной обложке которого тиснено золотом: «Делегату областной конференции активистов ВЛКСМ». Её робкие попытки раскрутить на интервью кого-нибудь из слуг искусства, оказались бесплодными. Избалованные вниманием маститых столичных журналистов, артисты отмахивались от назойливой провинциальной журналюшки,, ссылаясь на крайнюю усталость, хотя охотно позировали для снимков, привычно демонстрируя дежурную улыбку.
Настырная девица, убедившись, что эти орешки ей не по зубам, переключила своё неудовлетворенное чувство долга на экипаж Летчики, в её недолгой пофессиональной деятельности, показались ей не менее привлекательными для предстоящего материала. Оказавшись в тесной пилотской кабине, она обратилась к командиру. Вообще-то, находиться посторонним в кабине пилота, было строго запрещено, но… нет правил без исключений. Командир оказался вполне подходящей кандидатурой для ее очерка: колоритная фигура, благородная седина, приветливая улыбка, обнажающая ряд прокуренных зубов. Типичный персонаж газетной рубрики «люди мужественных профессий». Интуиция её не подвела, Шпеер предельно отвечал этой рубрике – бывший лётчик-истребитель, служил в полярной авиации, и вдобавок - дипломированный журналист.
Окрыленная удачей, девушка усердно строчила в блокнот (диктофон тогда был непозволительной роскошью). Интервью близилось к благополучному завершению, когда, желая закончить репортаж на этаком мажорном аккорде , она спросила: «А с летающими тарелками вам приходилось сталкиваться?» Командир внимательно на неё поглядел – не хохмит ли? И, неожиданно, указав на меня пальцем, сидящего там же в кабине в углу на корточках, говорит: «Ну, как же, буквально на днях мы вместе с доктором наблюдали это потрясающее явление», – он сделал паузу.
Девица, потеряв дар речи, стала поочередно глядеть на нас с сиявшими от восторга глазами, как будто перед ней предстали сами обитатели легендарных НЛО. Теперь её репортаж наверняка тянул бы на сенсацию. Но Михалыч продолжил: «Мы отмечали его (то есть мой) день рождения в ресторане, а за соседним столом поссорились кавказцы, дело дошло до драки. Вот там тарелки летали по всему залу». Газетчица, вспыхнув ярким румянцем, со слезами в голосе выкрикнула: «Вы меня совсем за дурочку принимаете?!» – и выскользнула из кабины. До самой посадки командир не мог успокоиться и бурчал: «Нашла посудную лавку, тарелки ей подавай».
Но самое удивительное, что её очерк вскоре появилась в одной из Волгодонских газет. Написано было ярко, без намёка на инцидент. Шпеер давно на пенсии, живет в Израиле, где его пособие по старости намного превышает советскую пенсию пилота первого класса.
Добавить комментарий