Правила сёрфера. Из рубрики «Путешествия без границ». Часть 5 и последняя

Опубликовано: 2 февраля 2020 г.
Рубрики:

13 решающих секунд

– Тоже мне революционарий, в теории ты, эй, получается, ничего не смыслишь, – сказал Педро тоном препода, принимающего экзамен, – а как у тебя с оружием? Умеешь обращаться? 

– До революционария, эй, мне далеко?! И вообще я – человек сугубо штатский, какое там оружие, я пулемет от табуретки не отличу. Полковую гаубицу – от пушки Д-74. И уж тем более, ЗРС С-300 – от ЗРК «Тор»!

Я заподозрил, что Педро имеет виды на Сильвию, поэтому старается всячески меня унизить. Разумеется, я проигрывал Педро. Иначе и не могло быть – оружия я побаиваюсь, потому что оно стреляет; грязный цвет хаки вызывает у меня рвотное отвращение, потому что он пытается подменить собой чистый природный – цвет листьев и травы. От призыва я скрылся в стенах университета – в нашем дворе на Маяковке считалось, что в армии служат только одни дезертиры. Начисто уклониться не получилось: в школе изводили НВП (начальной военной подготовкой), на старших курсах военная кафедра раз в неделю доставала тактикой, огневой подготовкой и полевыми занятиями. Так что хотел я или нет, но какое-то поверхностное представление об оружии все-таки имел. И этого хватило, чтобы в куче разнообразных и незнакомых мне машинок для убийств распознать нашего выдающегося АК-47, в просторечии – калаша. 

Нас учили стрелять, собирать и разбирать автомат. Особой ловкости, тем более ума, тут не требовалось. Как говаривал, глядя на мои неловкие телодвижения, полковник Белотелов: «Научить обращению с оружием можно и медведя». В итоге на зачете, после соответствующих тренировок, я разобрал автомат за 13 секунд, а собрал за 17. Давненько, правда, это было. Я взял в руки калаш, закрыл глаза – руки помнили. Я разломал его на части, пожалуй, за те же 13 секунд. 

– А ты собери, – предложил я Педро и начал отсчитывать секунды.

Педро взял одну часть, другую… Замешкался… 

– Давай, Педрило, – подбодрил его Лукас, – высунь пальцы из жопы!

Видно, опыта обращения с калашом у Педро не было. Если бы он был настоящим революционарием, он бы имел такой опыт. Подавляющее большинство боевиков, чем мы вправе гордиться, вооружены нашим калашом. Хотя здесь, с другой стороны земного шара, штампует оружие другой не менее мощный производитель – Соединенные Штаты. А я ведь сразу заподозрил, что Педро только учится, подражая Че. Не буду, конечно, отрицать его успехов: по бороде, по берету со звездочкой и по разговору он уже достиг сходства с команданте. И по вонючести тоже. Известно, что Че за особую вонючесть товарищи называли Боровом. Думаю, и Педро подошло бы это погоняло. 

– Ладно, – сказал я, – показываю, но только один раз. 

К восторгу всех присутствующих я быстро собрал автомат. 

– Не ожидал, – признался посрамленный Педро, – возьми, эй, Хури, этот ствол, мы тебе его дарим от чистого революционного сердца. 

«Эх, – подумал я, – был бы здесь наш начальник военной кафедры полковник Белотелов, как бы он обрадовался моему триумфу, какую бы гордость испытал за своего нерадивого курсанта!» Впрочем, гордость за меня испытывала Сильвия – она просто светилась от счастья, и это тоже чего-то стоило. 

– Спасибо, амигасы, – для меня большая честь. Слишком большая. Я не могу это принять. Не к фейсу, то есть не к лицу мне как-то. Не соответствует. Посмотрите сами: я – и этот автомат…

Сильвия надела мне на голову свой берет, а Хулио снял с себя английский камуфляжный китель. 

– Надень – нам не хватает таких, как ты, особенно сейчас, когда революция вновь расправляет свои крылья. 

– Я тронут, вы так красиво говорите!.. Еще час назад я был заложником, теперь вы переквалифицировали меня в революционарии, большое спасибо за доверие, – даже не знаю, что лучше. 

– Надень, надень…

Я надел камуфляж, надвинул на лоб берет, взял наизготовку автомат… 

– Вот теперь ты настоящий революционарий.

А что, я в отпуске, форму и оружие мне подарили, почему бы и не повоевать в этой долбаной, непонятно какой, подозреваю, фашистской стране. По нашим понятиям такое не возбраняется. Останавливает только то, что перуанцы живут по своим понятиям, к тому же и пуля, известно, – дура, она вообще без понятий.

– Гениальная машинка, – погладил я ствол калаша, – наверняка ее изобретателю уготовано самое почетное место в аду. 

– Имей в виду, эй, Хури, мы в долгу не останемся. Здесь разберемся – приедем в Россию. Если позовешь, конечно.

– Мы им зададим жару! – оживился шахтер. 

– Ох и зададим! – горячо воскликнул другой. 

– Я подумаю над вашим предложением. Дело в том, амигасы, что я давно уже не был в России и что там происходит, не знаю. Все-таки надеюсь, что революционная ситуация еще не назрела: верхи еще могут, низы пока что терпят. 

«Хури останется со мной»

Педро позвонили. Поговорив, он сообщил, что Амазонский департамент в огне, шахтеры заняли все правительственные здания, и сейчас бой идет за аэропорт. 

– Выдвигаемся в Пуэрто Мальдонадо на подкрепление товарищам. Будем брать аэропорт. Ты, Сильвия, распорядись оружием, за ним придут Даниель и Диего. Хури, ты… 

– Хури останется со мной, – сказала Сильвия. – Кто-то должен охранять штаб… И меня тоже. 

Похватав оружие, они исчезли в ночи, оставив после себя запах стойких революционариев. Проветривать помещение было бесполезно – через разбитое окно ядовито тянуло гарью от догорающего полицейского пикапа. 

– Порядочные люди ночью спят, а не устраивают революции, – я сбросил с себя камуфляж, снял берет.

– Я уже две ночи не спала… 

– Кошмар! Мне это будет сниться: кровь, грязь, отрубленные руки Че?.. Тоже нашла компанию.

– А солидарность трудящихся для тебя ничего не значит?

– Ну, извини, не знал, что ты трудящаяся… Пойдем отсюда – здесь воняет, сейчас я тебе все объясню. – Я провел ее в складскую комнату, сели на диван. Мне казалось, я легко исправлю ее путаную и наивную картинку мира, элементарно разложу по полочкам – и все в ее буйной головке перевернется и встанет на место. – Предназначение женщины: любить, рожать, воспитывать детей, вести хозяйство… И у тебя все для этого есть, ты такая… 

– Какая?.. Думаешь, у нас получится? 

«У нас». Надо было отдавать себе отчет, что Сильвия приняла мое предложение, которого я, в сущности, не делал. Пока что я в своих помыслах не возвышался настолько, чтобы решиться взять ответственность за ее судьбу – у меня самого, в моей жизни, было еще много неопределенного, с чем следовало разобраться. Мое красноречие куда-то исчезло, я вдруг стал заикаться и позорно краснеть, благо было темно. Вся моя наработанная за годы учебы и странствий философия представилась грубым набором штампов, ничего не стоящим фанфаронством, пасующим перед природным обаянием и величием женщины. 

– Что-то мне тесно, джинсы, наверно, малы, – она дотронулась пальчиком до молнии – в образовавшуюся брешь хлынуло тело. Джинсы сошли с нее сами, как дрессированные, вместе с ботинками. Мягкая упругая желанная волна, обрушилась на меня. Никогда ни к какой женщине меня не тянуло с такой силой. Весь мир исчез, провалился в тартарары – осталась только она, единственная как замкнутая вселенная, у которой есть вход, и нет выхода. Я еще обернулся назад: моя куцая биография показалась невзаправдашней. Детство с огорчениями и обидами, беззаботная юность, послужной список, удачи и провалы, радость и огорчения, – все это было как будто и не со мной. Люди, с которыми встречался, которых любил и недолюбливал – растаяли, как чья-то неудачная фантазия. Бешено колотилось сердце, я перешагивал некую грань. Позади пустота, не было и самой жизни, были жалкие эскизы проживания, непроявленные от неполноты и ограниченной одномерности. То были жалкие потуги отдельного половинчатого сознания. И вот теперь… Еще мгновение… Она кричала – истошная радость счастливой половинки, нашедшей свою сокровенную противоположность. Затянувшийся космический поиск позади… Кричала, провозглашая наступление новой сущностной зримой реальности, что неукротимо билась в ней и во мне проходя через туннель мучительной и сладкой агонии, и уже выплескивалась наружу перинатальным шоком души перед распахнувшимся простором поющих ветров. 

– Не кричи, – подумал я о лежащем на топчане человеке. – Разбудим. 

– Не разбудим, – сказала как-то холодно, без всяких эмоций, хотя только что билась в полном безумии. И тут до меня дошло: не разбудим, потому что – мертв. Она подтвердила: – Наемник капитала, он выпустил 6 пуль в нашего товарища.

Какое-то время я лежал тихо, покрывшись холодным потом. Меня трясло. Но только ей стоило развернуться ко мне, обнять, как штормящая внутренняя стихия вопреки здравому и любому другому человеческому смыслу вновь безудержно поволокла к ней. 

Волны улеглись, светало. 

Я подумал о том, что судьба благоволит мне. Уже в который раз она предоставила мне возможность радикально изменить жизнь. И вот теперь я знаю, что делать. В моем воображении рисовалась идиллическая картинка. Сказочная Аргентина. У нас с Сильвией прекрасный в стиле шале дом на берегу озера Науэль-Уапи. Мы сидим на увитой виноградом террасе, попиваем терпкое вино, кормим чаек – такие чайки, так приучены – подлетая, выхватывают печенье из рук; следим, как накатывают волны. Два черношейных лебедя плывут у камышей, в синхронном плавании по жизни, гребя розовыми лапками.

 

Я смотрел на Сильвию, она улыбалась во сне. Надо будить и немедленно отсюда мотать.

– Фабио, – потянулась она ко мне.

Идиллическая картинка свернулась, я разом протрезвел. Оказывается, сеньоры, весь этот безумный расточительный заряд любви предназначался не мне. Я только проводник, через который этот заряд прошел и был перенаправлен в совсем иной мир, тому, кому и предназначена по гроб жизни и далее Сильвия. Моя роль скромна и спущена мне лишь потому, что по прихотливой игре природы я был похож на несчастного Фабио. А я-то себе вообразил… Здесь я чужой, слишком увлекся и взялся играть не свою роль и далеко зашел. У меня есть страна, где я родился, люди, с которыми я связан судьбой. Там и надо улучшать, переделывать мир, строить свое счастье. 

Мой наставник по сёрфингу Балу учил: если тебя тащит в открытый океан, не борись с течением – бесполезно, только зря растратишь силы. Проплыви вдоль берега, канал течения не бывает слишком широким (10–20 метров, максимум – 50), – и возвращайся на берег попутной волной.  

Рассвело. Сильвия спала. Я тихонько встал, оделся, взял свой рюкзачок и вышел. Дорога по-прежнему запружена машинами. Тишина, ни шахтеров, ни революционариев. Отойдя от городка сколько-то, я остановился, присел на камень. Правильно ли я поступаю? Посидел, встал, пошел, остановился, вернулся… Окончательное решение пришло само собой, когда передо мной остановилась красная коробочка мототакси. Я и думать о нем забыл, но паренек оказался честным.

– Я вас издали увидел… Слава богу, что отпустили. Им одинаково, что conejillo de indias (морскую свинку) убить, что человека, – сказал он. – Садитесь, к обеду будем в Куско.

Мачу Пикчу – фабрика девственниц

Что было дальше, не спрашивайте, потом как-нибудь расскажу – сам еще не осмыслил, что со мной было. Это отдельная история о том, как я пытался закрыть Америку. Сейчас же вкратце о Мачу Пикчу. 

Чем ближе я подходил к Мачу Пикчу, тем больше меня одолевали сомнения: то ли есть этот город, то ли его нету; как зыбкий мираж он то появлялся, то исчезал в облаках. Очертаниями напоминающий кондора – он и вовсе готов был сорваться и улететь навсегда в родное ему измерение – для нашего мира он нереально красив, как и эти горы вокруг, как и та гора, на которой он вознесся на 2450 метров. 

До 1911 года он и вообще был сокрыт от нашей цивилизации. До него не добрались орды конкистадоров, и он сохранился почти в первозданном состоянии. Покрой крыши тростником – и живи. О Мачу Пикчу поведал миру американец Хайрем Бингем, который путешествовал по перуанской сельве в поисках легендарного города инков Вилькабамба. Открытие обошлось предприимчивому археологу в 30 центов, такую сумму он отвалил индейскому мальчику за то, что тот показал заброшенный в горах город.

Сегодня, даже при современных машинах и технологиях, построить такой комплекс невозможно. Остается только фантазировать, как, не зная колеса, инки перетаскивали гигантские до 20 тонн каменные блоки? Как, имея под рукой только каменные и бронзовые инструменты, обрабатывали и идеально точно подгоняли друг к другу глыбы сложной изломанной геометрии? Как поднимали на головокружительную высоту и накрепко, без цементного раствора, укладывали над пропастью? Но самая главная загадка: а на кой черт им это было нужно? Значительно проще было построить город поближе к столице и в более удобном месте.  

До сих пор прямой дороги на Мачу Пикчу нет. Добираются от Куско автобусом и поездом до Агуаса Кальентаса, бойкого туристического городка у подножия гор, где можно переночевать, подкрепиться, а утром подняться на автобусе или своими ногами к развалинам. 

Небольшой отрезок пути, который можно было проехать на поезде, я решил пройти пешком по хорошо протоптанной тропе инков. Видно, что тут поработали садовники. Растениям не тесно, каждое имеет возможность ветвиться к солнцу и показать себя во всей красе. По левой стороне, вдоль тропы, бурлит Урубамба. У берега растет довольно много банановых деревьев, именно деревьев (известно, что банан – трава), таких высоких бананов я не видел. Шаг с тропы вправо – и ты уже в настоящей сельве. 

Я сошел с тропы, хотя без ружья и мачете в сельве делать нечего. Там, где деревья были большими, можно было бродить так же легко, как и по нашим борам. Мелколесье же совершенно непроходимо. Сколько-то углубившись в сельву, я остановился перед стеной плотного леса. Лианы Айяуаски, окручивая ствол, коричневыми узловатыми канатами взбирались высоко вверх, терялись в кроне могучего дерева. Эта лиана – не редкость в амазонской сельве, тем не менее, мне повезло. Благодаря курандеро Поме, с которым мы ходили по сельве, я теперь ее узнаю и могу поздороваться. Я мысленно поблагодарил Растение-Учителя, обнял дерево, потерся щекой о шершавую коричневую кору лианы – почему-то тоскливо сжалось сердце, подумал о Сильвии: что с ней? 

Вечерело, и надо было поспешать, но увидев ближе к реке, среди кустов, белые орхидеи, вспомнил, что у меня в рюкзачке камера. Достал ее, нацелил на цветок – он пошевелился, за кустом кто-то был. Я в страхе отпрянул. В следующее мгновение я увидел маленькую женщину, японку, с таким же Сanon 7D, как у меня. 

– Напугали – думал, ягуар. Он за мной уже целый час… как тень...

– Хорошо, что у вас нет ружья, – очаровательно улыбнулась она. 

Асэми – так звали японку – увлеклась фотографированием орхидей и забыла о времени. 

– Хорошо, что у вас есть фонарик. – Дальше мы продолжали путь уже вместе, она светила впереди своим фонариком. Большая часть тропы шла по узкоколейке, было бы мудрено пройти по уложенным вкривь и вкось шпалам и не сломать себе ноги. – И вы не боитесь одна путешествовать? 

– А кого бояться?

 

Наивная девчонка, она путешествовала одна, потому что не знала всех опасностей, которые подстерегают буквально на каждом шагу. Я счел своим долгом открыть ей на это глаза. В перуанской сельве надо бояться: ягуара, пуму, ядовитых пауков, змей, плотоядных мух, малярийных комаров… Только летучие мыши-вампиры произвели на нее впечатление. Страшные звери – в размахе крыльев до 1,7 метра, они нередко нападают на человека. Благодарение Господу, чаша сия нас миновала, и в полночь мы подошли к Агуасу Кальентесу. Несмотря на поздний час, городок был залит электрическим светом, брожение туристов еще продолжалось. На ступеньках веранды кафе сидел индеец в вязаной с косичками шапочке-чулье, перебирал струны арфы андины и проникновенно пел на языке предков кечуа. Мы прошли на веранду, сели за столик, выпили с Асэми по чашке кофе, я признался в любви к сакуре и Ясунари Кавабата, а она – к орхидеям и Толстому. На том и расстались. 

Переночевав в хостеле, утром я поднялся на Мачу Пикчу. День посвятил городу в небесах. Среди развалин бродили сотни экскурсий. Примыкая то к одной, то к другой, послушал гидов. Большинство сходились на том, что Мачу Пикчу – это резиденция императора Пачакутека Юпанки; высказывались и другие версии: древняя обсерватория, религиозный центр, место жертвоприношения… Но по-настоящему меня зацепила версия, которую я услышал в разговоре двух немцев туристов. 

– Нет никаких оснований доверять этим болтунам-экскурсоводам. Доподлинно известно, что Мачу Пикчу – город-храм, в котором жили жрицы, посвященные Инти (Богу Солнца). Представьте себе, хер Браун, тысяча красавиц – и все девственницы! 

– Представляю, хер Фасмер, и настолько отчетливо, что если бы случилась вакансия сторожа в таком богоугодном заведении, я бы немедленно заявил о своем желании участвовать в кастинге.

– Увы, хер Браун, все хорошее в истории кончается – город пуст. В какой-то день невесты Солнца были принесены в жертву верховному божеству… Кстати, впервые такое предположение высказал сам первооткрыватель Хайрем Бингем. Правда, обнаруженные в пещере 132 мумии на поверку ученых далеко не все оказались женскими, но согласитесь, это уже детали. 

Я бродил среди развалин, щупал камни и вздыхал, удивляясь высочайшей цивилизации инков. Нам такого уровня не достичь. Жили не в хрущевках, все при деле, все сыты, одеты, не было нищих и бомжей, каждый трудящийся знал свое место в социальной иерархии и не претендовал на то, что не соответствует его статусу. Все продумано, даже предусмотрен институт девственниц. Специальная служба, утонченные эстеты с безупречным вкусом, уполномоченные Верховным Инкой, ходили по городам и селениям отбирали самых красивых отроковиц – черноволосых, непременно с крепкими ляжками и толстыми икрами – и доставляли их в обитель, где они воспитывались, обучались прясть и вязать, готовить чичу, религиозным ритуалам и хорошим манерам, а потом отправлялись для пополнения гарема Сапа Инки, а также в качестве государственной награды за безупречную службу во благо империи высокопоставленным вельможам. (А еще говорят, у наших депутатов какие-то особые привилегии!) И по разнарядке – для жертвоприношения. Как видно, проблем с девственницами у инков не было. У нас же, замечу, об этой проблеме никто и не задумывался, правительство делает вид, что ее нет, и палец о палец не ударило, чтобы как-то решать.  

Возвращался в Сантьяго чилийской дорогой, опять через Арику, это был долгий, многоступенчатый, изматывающий маршрут.

 

 

Закрытие темы

Вечером мы сидели в патио за бутылочкой, и прилетел голубь Карлос. И Серега кормил его с ладони рисом. Когда он сжимал пальцы в кулак, голубь злобно, в ответ на санкции, клевал руку, требуя свое. 

– Вот и делай добро, – с упреком сказал Серега. – Уеду я от тебя, Карлос. 

– Что, – изумился я, – неужели кончили бастовать? 

– Нет, но у меня теперь есть паспорт, и мы можем сгонять, как и намеревались, в Мендозу, пройтись по винным заводам, закрыть тему виноделия в Аргентине. 

В какой-то момент Серега вспомнил, что дома у него лежит русский паспорт. В 93-м посольство РФ в Израиле выдавало паспорта всем желающим, кто свалил из России. Тогда Серега и подсуетился. Курьерская служба доставила пакет в Сантьяго, прямо в хостел, за 3 дня. 

Мы побывали на нескольких винодельческих заводах. Поездка не сильно расширила наш кругозор, пришлось дегустировать уже известные нам вина.  

Тему виноделия мы закрыли с полным сознанием, что отработали ее на совесть. В прочих же направлениях дело обстояло далеко не все так благополучно. Оставалось надеяться на продолжении наших исследований в новых экспедициях. Наступил день отъезда. Как раз к этому дню и шпионы перестали бастовать – добились-таки повышения зарплаты. Для нас это событие утратило актуальность. Серега мог улететь и по российскому паспорту. Тем не менее, это был знак, что черная полоса окончательно пройдена и больше никаких приключений не ожидается.

В аэропорту Буэнос-Айреса мы простились - и разлетелись по домам.

 

p.s.

Из того, что я узнал по интернету, следовало, что беспорядки в Перу, благодаря действиям регулярной армии, быстро закончились, хотя и привели к немалым человеческим жертвам. Среди перечислявшихся имен знакомых я не обнаружил. Единственную ниточку, за которую можно было зацепиться и разыскать Сильвию, – телефон Педро – я собственноручно оборвал, в сердцах вытравив номер из памяти. 

Плюм – в мобильник что-то упало. Догадался глянуть Whats App – сообщение на испанском.

 «Hola! ¿Qué tal la vida? (Привет! Как жизнь?) – Да это же Сильвия! – Может, у вас так принято, уходить, не прощаясь. Наверно, я что-то сделала не так. Не думай, я стала совсем другой, ты меня не узнаешь. Я окончательно разочаровалась в движении. Наша борьба стоила жизней. Получил пулю Хулио, умер в тюрьме мой брат Себастьян. Я тоже три месяца находилась между жизнью и смертью, мне прострелили легкое и ногу, выше колена. Сейчас пошла на поправку. Врач сказал, что через пару недель буду танцевать. Пишу тебе из Сан-Мартина-де-лос-Андеса, куда перевезли меня товарищи. Живу у сестры Педро – Хуаниты. Она держит хостел, и я ей начинаю понемногу помогать. Готовлю завтраки и убираюсь в номерах. Хури amable (милый) напиши о себе, есть ли кто у тебя? Твоя Сильвия».

Поднималась длинная изумрудная волна, мягко скатившись по гребню которой, легко было оказаться в Сан-Мартине, в одном из чудесных аргентинских городков, созданных исключительно для счастья.

Улыбаться встречному прохожему и говорить: «Оля! Оля!» («Привет! Привет!»). Сидеть за столиком в тени секвойи, потягивать пивко, разговаривать о пустяках, гулять у озера, смотреть, как круглится галька на чистом дне и серебром посверкивает труча (форель), любоваться сакурой цветущей или орхидеями – кому что нравится. А вечером в парке у фонтана танцевать танго, а также румбу и непременно – сайсу.  

Представьте, сеньоры, в Сан-Мартине все только отдыхают, никто не работает. Но это на первый поверхностный взгляд. Я же всегда приглядываюсь, чем занимаются люди, прикидываю, как бы я мог заработать на жизнь. Займемся с Сильвией туристическим бизнесом, откроем хостел. Смогу, видел, как работают люди. По душе, что буду окружен такими же бродягами, как и я. Не важно, кто из какой страны, – по духу и образу мышления мы – соотечественники, нам есть о чем поговорить. Если взгрустнется, приду к рябинке, что растет у озера. Мы были удивлены, когда среди пальм вдруг увидели нашу уральскую рябинку. Наверно, посадил кто-то из русских эмигрантов. Понятно, не я первый… Посоветуюсь еще с Ольгой Ивановной. Попрошу, пусть заглянет в лунный календарь, мало ли… И пусть составит гороскопы, мой и Сильвии, хочется все-таки знать на берегу, насколько мы подходим друг другу.  

Что я? Кто я? Оглянулся и увидел Существование как безбрежный океан. Набирал силу ветер, набегали волны, катились к берегу. И это были волны моих возможностей.

Они накатывали вечно и непрерывно. И я – все еще начинающий сёрфер – мог выбрать подходящую и оседлать.

 

 

 

 

 

Добавить комментарий

Plain text

  • HTML-теги не обрабатываются и показываются как обычный текст
  • Адреса страниц и электронной почты автоматически преобразуются в ссылки.
  • Строки и параграфы переносятся автоматически.
To prevent automated spam submissions leave this field empty.
CAPTCHA
Введите код указанный на картинке в поле расположенное ниже
Image CAPTCHA
Цифры и буквы с картинки